Сборник произведений Э. Т. Гофмана начинается со знаменитой сказочной повести, основанной на народных немецких преданиях о песочном человеке. Это произведение, впервые опубликованное в 1817 г., стало своеобразной «визитной» карточкой писателя. Эту историю особо ценил 3. Фрейд, считая ее прекрасной иллюстрацией категории жуткого — всего того, что должно было оставаться тайным, скрытым, но выходит наружу. Кроме «Песочного человека» в сборник включены еще шесть новелл.
Ежели существует темная сила, которая враждебно и предательски забрасывает в нашу душу петлю, чтобы потом захватить нас и увлечь на опасную, губительную стезю, куда мы бы иначе никогда не вступили, ― ежели существует такая сила, то она должна принять наш собственный образ, стать нашим «я», ибо только в этом случае уверуем мы в нее и дадим ей место в нашей душе, необходимое ей для ее таинственной работы.
Для меня это мистическая и символическая повесть, которая наполнена тайными знаками и скрытыми метафорами. Мне очень нравится речь героев, с приятными обращениями, затейливыми оборотами и утраченной ныне витиеватостью лексики (самый удачный на мой взгляд перевод с немецкого Марии Бекетовой, более грубый Александра Морозова).
Люди и машины, безумие с одержимостью и холодный прагматизм, скромность и разгул, живая душа и механический автоматизм, зло и добро, всё это сливается здесь в один сложный и очень красивый литературный узор, напоминающий язык притчи.
Мне кажется в этой книге есть что-то мистическое, что-то пророческое, что воплощается в форме метафоры одержимости у юноши, истинные глаза которого, как орган, через который он может правильно смотреть на мир, были украдены злым алхимиком и чародеем, создавшем машину, неотличимую от человека. Не имея способности видеть живой мир, герой влюбляется в искусственную машину, глаза в которой являются в действительности его же собственными глазами. Это что-то космическое.
Здесь можно увидеть и аналогии с миром машин, веком Кали, в котором люди становятся как машины, а машины как люди. Здесь можно увидеть аналогии с концепцией псевдо-дуальности, в которой человек ищет в других нечто, чего ему не хватает в себе (в данном случае глаза Олимпии являются глазами самого Натанаэля, которые привлекают его к ней как магнит). Здесь можно увидеть и аналогию с противопоставлением живого и мертвого, искусственного и настоящего в нашем современном мире, где общий ход цивилизации выбирает более удобных и покладистых роботов, которые заменяют всё больше и больше человеческих функций. Здесь есть и черты магии и мистики, указывающие на непонятную и непостижимую природу многих явлений окружающих простых (в образе молодых людей) обывателей мира, что преподносится как результат деятельности посвященных в тайны (алхимиков).
Он считал, что всякий человек, считающий себя свободным, на самом деле служит страшной игре тёмных сил, и бесполезно с этим бороться, лучше смиренно покориться воле судьбы.
Таким образом маленькая сказка оказывается максимально разноплановой по своему наполнению, что характерно для языка великих мистиков и мудрецов.
Непонятно, был ли Гофман посвящён в какие-либо тайны, или же подобно Блаватской просто вошел в контакт с чем-то или кем-то, что позволило ему сочинить такое необычное произведение. Возможно, он просто принимал какие-нибудь стимулирующие средства или, на худой конец, горячительные напитки, что позволило ему войти в нужную волну, но это произведение одно из его самых необычных, на мой взгляд.