Блажени...

«Не знать о Боге, но иметь в себе!» Вышла из печати новая книга иеромонаха Романа (Матюшина-Правдина), подготовленная к изданию Фондом творчества иеромонаха Романа и редакцией сайта «Ветрово». Это небольшой поэтический сборник «Блажени…», в который включены десять стихотворений, посвящённых заповедям блаженства. Они были написаны во время Великого поста 2021 года, когда отец Роман почти не общался с внешним мiром. В каждом стихотворении этого цикла автор постарался раскрыть смысл одной из заповедей, причём в основе его размышлений — не собственные открытия, а святоотеческие толкования. Чтобы сделать эту мысль более наглядной, расскажу о нашей переписке с отцом Романом во время подготовки этих стихотворений к публикации. Прочитав строчки «Блажен, кто закипающую кровь // При помощи рассудка укрощает», я спросила: «Может быть, не “укрощает”, а “угашает”? Мне кажется, это более применимо к закипающей крови». На это отец Роман ответил: «Почитайте толкования свт. Григория Нисского». У святителя Григория я нашла: «…блаженны не предающиеся вдруг страстным движениям души, но сдерживаемые разумом, — те, у кого помысел, подобно какой-то узде, останавливает порывы, не дозволяет душе вдаваться в бесчиние… Что достойна ублажения кротость, можно всякому видеть в страсти раздражения. Ибо как скоро слово, или дело какое, или предположение какой-либо неприятности, возбудит такую болезнь, кровь в сердце закипает, и душа готова подвигнуться к мщению; и как по баснословию иные снадобья изменяют наше естество в образ бессловесных, животных, так и тогда человек от раздражения делается внезапно вепрем, или псом, или барсом, или другим каким подобным зверем… А имеющий в виду блаженство при помощи рассудка укрощает болезнь, и выражает сие и спокойным взглядом, и тихим голосом, подобно какому-то врачу, который своим искусством врачует беснующихся до безобразия; то не скажешь ли и сам, сравнив одного с другим, что жалок и мерзок этот зверь; но достоин ублажения кроткий, кого и злоба ближнего не заставила утратить свое благообразие?». Образ святителя Григория убедил в том, что слово «укрощает» стоит на месте, а заодно я открыла для себя то, что прежде почему-то было неочевидным: что слова «укрощать» и «кротцыи» («кроткие») — однокоренные. Вспомнился эпизод из книги «Старец Силуан Афонский». В нём рассказывается о том, как однажды в русский Пантелеимонов монастырь на Афоне приехал католический учёный, осмотрел библиотеку и, узнав, какие книги святых отцов читают монахи, удивился: «У нас читают их только профессора!» Преподобный Силуан, услышав об этом, сказал: «Вы могли бы рассказать доктору, что наши монахи не только читают эти книги, но и сами могли бы написать подобные им… Монахи не пишут, потому что есть уже многие прекрасные книги, и они ими довольствуются, а если бы эти книги почему-либо пропали, то монахи написали бы новые». Насколько понимаю, смысл слов старца в том, что монашество хранит и продолжает святоотеческую традицию, и каждый настоящий монах в состоянии донести до слушателей или читателей те же мысли, которые излагали святые отцы. Его слово будет продолжать их мысли точно так же, как слова святых отцов продолжают сказанное в Евангелии. А святитель Иоанн Златоуст говорил о ещё большем — о том, что нам надлежало бы вести настолько чистую жизнь, чтобы мы даже не имели нужды в Священном Писании: тогда вместо книг нам служила бы «Благодать Духа, и как те исписаны чернилами, так и наши сердца были исписаны Духом». Трудно представить себе ныне живущего человека, для которого этот идеал был бы достижим, но можно догадываться, что монашеская жизнь способствует тому, чтобы Господь отверз ум к уразумению Писаний (Лк. 24: 45). В стихотворениях иеромонаха Романа очень часто явно или подспудно звучит то, что было сказано задолго до него. И порой именно его слово может быстрее найти путь к сердцу читателя, поскольку сказано нашим современником и облечено в поэтические строки, уровень которых не уступает признанным образцам классической литературы. Оглянувшись назад, мы увидим, что эта особенность была присуща и раннему творчеству отца Романа. Песнопения, которые принесли ему известность в восьмидесятые-девяностые годы, производили такое сильное впечатление ещё и потому, что в них звучало Божье слово — в первую очередь Евангелие и Псалтирь. Могу поделиться собственными воспоминаниями — когда я впервые услышала песнопения иеромонаха Романа, меня поразила красота этих строк: … И не станет меня, и река не замедлит движения, Разольётся вовсю, затопляя чужие края. Одинокий олень, лобызая свое отражение, На коленях губами коснётся души моея. И лишь гораздо позже расслышала перекличку этих строчек отца Романа со словами Псалтири: Имже образом желает елень на источники водныя, сице желает душа моя к Тебе, Боже (Пс. 41: 2). А известное песнопение отца Романа «Евангелист Божественной рукой…» можно было бы назвать просто поэтическим переложением евангельского рассказа о блуднице, омывшей слезами ноги Спасителя — если бы оно не было пропущено сквозь сердце автора и не увенчалось строфой о себе самом и о каждом из нас: …Целу́ю пожелтелые листы, Святые покаянные страницы. Душе́ моя, блудница – это ты. Да даст тебе Господь любовь блудницы! Это обращение к собственной душе, заимствованное отцом Романом из церковных молитвословий (вспомните великопостное «душе́ моя, душе моя, восстани, что спиши»), навсегда закрепилось в его поэзии. Такое обращение завершает почти каждое стихотворение в книге «Блажени…», а одно из них вынесено на обложку: Душе́ моя! Завещано тебе: Не знать о Боге, но иметь в себе! Это строчки из стихотворения «Блажени чистии сердцем», и ключ к их пониманию тоже можно найти у святителя Григория Нисского: «Господь не знать что-либо о Боге, но иметь в себе Бога называет блаженством, ибо блажени чистии сердцем: яко тии Бога узрят. Но не как зрелище какое, кажется мне, пред лицем очистившему душевное око, предлагается Бог; напротив того, высота сего изречения, может быть, представляет нам то же, что открытее изложило Слово, другим сказав: Царствие Божие внутрь вас есть (Лк. 17: 12), чтобы научились мы из сего, что очистивший сердце свое от всякой твари и от страстного расположения, в собственной своей лепоте усматриваете образ Божия естества». На этом можно было бы закончить рассказ о книге отца Романа, если бы не одно последнее замечание. Митрополит Вениамин (Федченков) в воспоминаниях о своём духовном наставнике епископе Феофане (Быстрове) писал: «Он вёл дневник. Мне удалось почитать его… Чем дальше он вёл его, тем увеличивались выписки из Свв. отцов; так что в конце его Еп. Феофан выписывал одни выдержки из них. Но очевидно, они отвечали каким-то его личным переживаниям… Потом записи почему-то совсем прекращаются… Вероятно, он увидел, что эти выдержки несравненно авторитетнее, чем собственные мысли». Вот и отец Роман в своём позднем творчестве всё более явно обращается к слову Священного Писания. Почти все эпиграфы к стихотворениям последних лет взяты оттуда, и выбору этих кратких изречений отец Роман посвящает немало времени. Да и в его собственных строках всё чаще ощущаются более или менее явные отсылки к Писанию. Внимательный читатель обязательно узнает их — может быть, безотчётно, одним только сердцем, а может быть, откликнется на уже знакомые слова священных текстов. Думаю, такую работу со словом Божиим, которой занимается отец Роман, и можно назвать просвещением читателей, попыткой помочь им пролить свет в глубины собственного сердца. Только хочется попросить отца Романа, чтобы его «записи», в отличие от записей епископа Феофана, не прекращались, потому что он наделён подлинным поэтическим даром, и стихи — это часть его священнического служения. Хочется обратить к нему его собственные строки: О ты, напоминающий о Боге, Не умолкай! Ольга Надпорожская, редактор поэтического сборника «Блажени…» и сайта «Ветрово»